Игрушка для чудовища (СИ) - Страница 36

— Мне бы хотелось, чтобы ты нам помогла кое в чем, поэтому и упомянул о неслучайном выборе, — продолжал тем временем Клио. — Но, видимо, рано. Ты еще не готова.

От любопытства и нетерпения я заерзала на диване, всматриваясь в профиль грека.

— А покурить-то все-таки можно? — снова заметила пачку сигарет на столике.

Кавьяр затушил о пепельницу тлеющий фильтр и развел руками.

— Ты оглохла? — повернулся ко мне. — Я запрещаю тебе. Ненавижу курящих баб. Даже не думай. Никогда… Поняла?

Кивнула и, судорожно сглотнув, отвернулась.

Подлец, не сомневаюсь, что это просто очередное издевательство.

— Расскажи мне о своих родителях.

Вот это неожиданность. С кем угодно обсудила бы эту тему, но только не с тобой, Кавьяр.

— Ни за что… — проворчала я, передернув плечами. — Не хочу.

Клио взъерошил себе волосы, чем еще больше дополнил образ домашнего тирана: небрежный внешний вид и алкоголь.

— В общем, понятно. Ты все еще не осознала, насколько вляпалась. Ну, ничего. Времени у нас много.

Грек встал и, сунув руки в карманы брюк, неопределенно махнул головой.

— Убирайся, пока я не решил тебя наказать за то, что прокралась в мой кабинет.

Значит, он понял. А на что я надеялась? Кавьяр не дурак — знает же, что я не оставлю попыток сбежать.

— Эээ… Можно… Я бы хотела узнать… кое-что… — вымолвила, запинаясь, и остановилась у двери.

— Что еще? — холодный тон Клио не предвещал ничего хорошего.

— Что с Юми? Ты убил ее?

Это была чертовски большая ошибка. Мне даже показалось, что я услышала, как Кавьяр хрустнул костяшками, резко сжав кулаки.

— Только не говори, что тебе жаль ее, — как-то неестественно заблестели его глаза, а голос внезапно охрип.

— Нет… Не знаю… Она ведь не виновата…

Грек двинулся в мою сторону, и я поняла — это конец.

Ну что за дура? На кой-хрен нужно было спрашивать об этом?

— Сострадательность? Филантропия? Что, Летти, вздумала сочувствие проявлять к той, которая хотела твоей смерти? — Клио заставил меня вжаться в стену и со злостью хлопнул ладонью по ней же, чуть правее моей головы. — Не будь такой тварью! Ты не должна привязываться к тем, кто живет в этом доме. Проявишь хотя бы раз по отношению к кому-нибудь свою заботу — вырву твое поганое сердце. Поняла?

Молчала, боясь посмотреть греку в лицо. Он слегка шлепнул меня по щеке, заставив перевести взгляд на него.

— Я тебя спрашиваю, поняла?

Признаюсь честно, ни черта мне не понятно. Сколько ни ори на меня, придурок, я все равно никак в толк не возьму, какого хрена мне запрещено проявлять чувства. Очередной пунктик?

— Может, сразу перечислишь все темы разговора, на которые наложено табу? — поинтересовалась почти шепотом, слишком уж близко находилось лицо этого козла.

А губы, все еще потресканные после отнюдь не изысканных поцелуев Кавьяра, предательски дрожали. Впрочем, как и колени. Я на цыпочках стояла — настолько сильно грек вцепился в мой подбородок.

— По крайней мере, так будет легче, и я сумею избежать путешествия в «камеру пыток», — добавила чуть смелее, потому что Клио ослабил хватку.

Убрал руку, холодно улыбнулся и заправил мне за ухо, выбившуюся из косы, прядь волос. Достаточно интимный жест, чтобы заставить меня поморщиться от отвращения.

— Сука ты, Летти, — проговорил Кавьяр мягким тоном, который ну никак не вязался со смыслом слов и выражением его лица. — Ненавидишь всех и при этом прикидываешься «сестрой милосердия». И кто из нас после этого более лицемерен и двуличен?

А грек дело говорит. Хоть и не хотелось с ним соглашаться, но все же я была вынуждена признать — он чертовски прав.

Ведь ненавижу, так и есть. Презираю их убогое существование. Убогое в плане внутреннего мира. Что они знают о людях? Только то, что все любят деньги? То, что в большинстве своем люди алчны и продажны? А как же те, кто в жизни больших денег в руках не держали? Те, кто жили на одну крошечную зарплату и

перебивались с хлеба на воду.

Нет, это я не о себе.

Моя жизнь сложилась радужнее, чем у немалого количества семей времен Советского Союза. Я зацепила лишь кусочек «совкового» периода, да и то, возраст мой тогда был еще младенческим. Поэтому не помнила я тех дней, когда по ящику «перемывали косточки» только что погибшему Виктору Цою, и как заезженные хиты «Modern Talking» оскомину набивали.

Однако, начиная с пяти лет, в полной мере ощутила всю свою никчемность, а если бы могла тогда постигнуть истинную суть такой жизни — постигла бы. Да вот только не могла я, потому как еще «под стол пешком ходила».

И не было у меня, как принято считать, раннего взросления из-за тяжелой судьбинушки. Все пришло с годами. Однако всю гадость сиротской жизни ощутить пришлось как раз-таки после того, как меня удочерили.

Вот тут-то, в американском колледже, мне и объяснили: кто я и как со мной следует обращаться. Так что, в целом, получала по морде я уже не в первый раз.

А что касается вот таких упырей, как Кавьяр… Так его просто необходимо всех денег и связей лишить, вот тогда и поймет, каково это — над людьми невинными издеваться.

— Думаю, мне не следует высказывать свою точку зрения, — заключила я вслух. — Мне твои намерения ясны. Изобьешь меня снова, да?

Кавьяр отодвинулся и, будто размышляя над моими словами, скрестил руки на груди.

— Я передумал.

Отлично, очень интригующе, придурок. Прямо за душу взяло.

— По поводу?

— По поводу наказания.