Ну, что за глупости? Конечно, не путаются. Они привыкли… Вот и ты привыкнешь, Летти. Остановись, пока не поздно. Остановись…
Но вместо того, чтобы прислушаться к своему холодному рассудку, я лихорадочно искала выход из деревни, обдирая ладони о шершавые стены и постоянно падая, неизвестно за что цепляясь.
И не заметила, что промокла вплоть до нижнего белья. Так плевать было на эти человеческие неудобства, что даже боль не приводила в чувства. Я ведь искала спасение не от физической боли — мне была невыносима мысль о принудительном лишении свободы.
Это так пугало, что я была просто не в силах успокоиться.
Кавьяр ни в коем случае не должен нащупать мое слабое место. Пусть думает, что я боюсь его извращений и издевательств. Это полная хрень по сравнению с моральным унижением и заключением, скажем, тюремным заключением.
Ведь грек и являлся моей личной темницей.
Разбираясь в своем внутреннем мире, я не заметила, как выскочила на центральную улицу. То есть, по сути, это было что-то вроде маленькой площади. Вероятно, жители деревни устраивали здесь праздники.
Ох, ну и трясло же меня! Я поежилась и, оглядев себя, немало удивилась. Когда кафтан успела скинуть? Тоненькая кофточка быстро промокла, а байку я оставила прошлым вечером у деда. Иначе бы не смогла и пошевелиться, напялив ее под кафтан.
И вот теперь как нельзя лучше можно было углядеть во мне девушку. Лифчик, который явно выбирал Кавьяр, в принципе, ничего не скрывал. А холодный дождь еще и подчеркнул мой, хоть и небольшой, но все же бюст. Вот тут-то и произошло неожиданное.
Две немолодые женщины в длинных одеждах, — черт его знает, как это барахло называется, — пробегавшие мимо, притормозили неподалеку и, перекинувшись между собой парой фраз, неожиданно наклонились и швырнули в меня грязью.
Я, мягко говоря, охренела.
— Вы чего? — выкрикнула, когда в плечо ударил камень.
Ай, что такое?
Неприятно, надо сказать.
— Прекратите, дуры полоумные!
Но на крик из ближайших домов выскочили еще три девицы и два мужика. Камни полетели в меня с завидной регулярностью. В голову, спину, живот. Один, особенно большой, угодил прямо в челюсть.
Я взвыла от боли и, поскользнувшись, плюхнулась в грязь. Подняться возможности не было. Просто замерла и лежала, пока жгучая боль не переросла в сплошную пульсацию по всему телу. В принципе, я и не обратила внимания на то, что стало как-то очень тихо.
Пошевелилась, а то мало ли — откинулась уже? Нет, боль пронзила спину. Значит, жива. Послышались неспешные шаги.
Вот уж не знаю как, но то, что это был Кавьяр, я даже не сомневалась. Сейчас подниму глаза и увижу самодовольную рожу. И этот триумф, сквозящий в его позе, и презрительную улыбку. Лучше сдохнуть, но только бы не смотреть на грека.
А вот и ботинки. Прямо военные, на шнуровке. Может, еще и пистолет имеется?
Не сомневаюсь, что это так.
Он присел рядом со мной на корточки и заглянул в лицо. Так хотелось зажмуриться, но было поздно. Клио не улыбался, не ерничал и не подкалывал меня. Просто молча смотрел. Без эмоций. Сплошной ледяной камень. Но сколько всего я увидела в этих глазах, и словами не описать. Меня ждала расправа. Настоящая безжалостная расправа. Темные глаза излучали разочарование, что для меня стало сюрпризом.
Первой заговорила я:
— Что, Кавьяр, не ожидал, что сбегу?
— Почему же? Ожидал, — губы грека растянулись в холодной улыбке. — Скажу даже больше, Летти. Я нарочно подбросил тебе ключ. И все время шел за тобой по пятам. Это так приятно — преследовать того, кто, на самом деле, давно пойман…
— Ах ты урод! — подскочила я, но тут же была сбита мощным ударом кавьяровского ботинка и прижата им же к грязевой каше.
— Знаешь, зачем я это сделал? — спросил Клио, но в ответе он точно не нуждался. — Чтобы ты поскорее поняла, кому принадлежишь. Чтобы было больнее. Почувствовала свободу? Получила надежду на спасение? Теперь, когда я и это отобрал у тебя, все изменилось, Летти. Ты растоптана. Твоя идиотская гордость утоплена в грязи и заброшена камнями… Чего ты добилась своим побегом, глупая? Только моего презрения и ненависти окружающих. Ты получила по заслугам.
Все кончено, Летти…
Клио почти плевался, все сильнее вдавливая меня в землю. А я лишь хрипела; воздуха отчаянно не хватало.
Ну же, Кавьяр, давай, добей меня! Совсем чуть-чуть осталось.
Но грек отступил в сторону, бросив на ходу указания своим верзилам:
— В машину ее. Едем домой.
Меня подняли и куда-то поволокли. Я ничего не видела перед собой, потому что черное отчаяние затопило все вокруг. Он знал, он все спланировал. Просто поиграл со мной. Проверил. Теперь мне ни за что не сбежать отсюда.
По сердцу полоснули темные глаза Али, наполненные жалостью, и это стало последней каплей.
— Отвернись! — заорала я так, что голоса своего не узнала.
Грек оглянулся.
— Все отвернитесь! Не смейте смотреть на меня! Твари! Бессердечные твари! — и перешла на русский: — Мне похуй на ваши устои и традиции! Дуры тупые! Сиськи они мои рассмотрели! Камнями за это забросали! Дикари ебучие! Пошли вон отсюда!
Хлесткая пощечина оказалась настолько неожиданной и сильной, что мою голову назад отбросило. Я икнула и возблагодарила небеса за то, что охранник удержал меня на месте.
Клио, как всегда невозмутимый, лишь сверкнул глазами, — как будто и не он ударил, как будто это нормально, — и пошел к огромному черному внедорожнику.
Я буравила спину грека со всей ненавистью, на которую только была способна.